| Главная » Статьи » Проза |
СКАЗАНИЕ О ЗВЁЗДНОМ МАЛЬЧИКЕ
Глава 10
ВОЛШЕБНАЯ ФЛЕЙТА Если можно было говорить о том, что архонт Одиссей чувствует себя хорошо, то думать об обратном даже запрещалось. Со здоровьем у данайского богатыря было всё в порядке, и с одной стороны, когда приезжие, задавая вопрос: «Как здоровье правителя?», - слышали в ответ, что мол, Одиссей здоров, они слышали правду. Но с другой стороны это была явная ложь, которая, была превосходным примером данайской хитрости, что бы убедить врага, что они «всё держат под контролем». На самом деле Одиссей был мрачен и хмур, не находил себе места, впал в депрессию и начинал спиваться от безвыходности. Разогнав из своей ставки практически всех друзей, и даже союзников, он в одиночестве съедал своё сердце. Его мягкий нрав сменился крутым характером, раздражительностью и добрый Одиссей превратился в недоверчивого, сурового и нелюдимого, искавшего врага везде и во всяком. Он был уже не рад тому, что пристал к этому проклятому походу Агамемнона и Менелая, один из которых сам был зарезан спящим, а второй трусливо бежал, словно испуганный заяц. Теперь Одиссей оставался один, единственным хозяином и этих берегов и всех жителей Илиона, и богатств... но эти богатства приносили ему только горе... Он, чуть ли не единственный из всех, который не хотел этой войны, но остался в ней победителем, а ещё точнее, пленником своей победы... Вот уже третий год воины не видели родных берегов. Одиссей сам хотел домой. Но ни он, ни воины не могли покинуть этот, уже пустынный и враждебный край. Троянцы потопили весь флот в гавани Киллы, а что не смогли потопить, то сожгли, обстреливая корабли стрелами, несущими на себе огонь. И такая судьба подстерегала каждый данайский корабль, осмелившийся приблизиться к берегам Илиона первой же ночью. А вместе с кораблями сгорело и пошло ко дну столько золота, сколько не было ни у одного архонта Эллады. Получилось, что эти два года были напрасно проведены в этой стране, напрасно были загублены тысячи жизней, и сейчас и Одиссей, и его верные служаки остались попросту нищими. После такого поворота событий большая часть войска отделилась от Одиссея и, перессорившись между собой, разбившись на мелкие отряды, подалась в степи грабить бывших союзников, касков... Кого из них не перебили каски, тех выловили троянцы, руководимые неким таинственным царём Мастарной. И те, и другие, отрубили убитым головы и разбросали их вдоль стен Киллы, которые не очень надёжно, но всё же защищали Одиссея от новых степных хозяев. Этих новых степных хозяев прозвали скифами, что означало «блуждающие», или попросту «бродяги». Но с каждым очередным месяцем пребывания данайцев в Илионе, количество этих бродяг не уменьшалось, а только увеличивалось. Одиссей приказал перебить всех мужчин, даже подростков, способных держать в руках оружие. Но это мало помогло. Едва местные жители узнали о первых расправах, как прибрежные районы моментально опустели. После этого троянцев начали отлавливать, и для устрашения родителей распинать их детей на дверях собственных домов. Но тогда, в ответ, появлялись новые скифы, среди трупов которых, после немногочисленных побед данайцев, находили даже женщин и подростков, у многих из которых кисти рук и голени оказывались пробиты. Одиссей понял, что троянцев невозможно сделать рабами. Тогда он приказал их попросту истребить. После великой резни даже покорившихся на милость победителю, загорелась степь, а вместе с ней сгорел урожай этого года, колодцы, почему-то оказались отравленными, а весь скот был забит или угнан неизвестно куда. Когда в колониях начался голод, скифы обнаглели окончательно. Они теперь являлись средь бела дня, отбирали у эллинов последнее, что можно было есть, убивали кормильцев оставляя в живых только стариков и маленьких детей. Трупы этих выживших никто не хоронил, после того, как их настигала голодная смерть. Они толпами бродили под лагерями воинов прося хлеба, пухли от голода, умирали, сходили с ума. Все дороги были устланы тем, что оставалось после этих несчастных. В воздухе стоял смрад от груд мёртвых тел. Воины роптали, но тех, кто осмеливался бежать домой берегом, надеясь переправится около Золотого Рога, в одиночку ли, отрядами ли, тоже настигали скифы... Их не убивали всех, а загоняли обратно в колонии... Одиссей, как и все, понимал: Мастарна решил выморить пришельцев. Среди колонистов поползли слухи, что Мастарна, на самом деле никто иной, как сын самого Зевса, Апполон, храм которого, как говорили, во время захвата Трои осквернил и разорил Ахилл... И были основания так считать. Троянцы считали себя детьми солнца. Вот Бог Солнца Апполон и вступился за своих детей, прислав жестокосердных скифов, которые не знали пощады ни к кому. Одиссей не верил в божественное происхождение Мастарны, а уж тем более самих скифов. Он прекрасно понимал, что за всем стоит человек. И возможно, что этот человек не самый идеальный. Он решил его выловить, для чего снаряжал то один отряд, то другой, следуя указаниям немногочисленных пленных. Но эти отряды исчезали едва пускаясь в погоню хоть за кем-то из скифов. Данайцы, во главе со своим архонтом поняли, что если скиф отступает, значит, неподалёку ждут более мощные силы всегда готовые к бою... ... ... Злым народом назвал троянцев Одиссей... Он не понимал этого народа и ненавидел берега реки, из-за которой постоянно появлялись скифы. Они всегда появлялись внезапно, возникая ниоткуда и исчезая в никуда. Они могли оставаться незамеченными, находясь рядом, или подолгу сидя в воде дыша через камышовые трубочки. Они пересекали глубокие реки по дну, переворачивая лодки и идя пешком, нападая так целыми сотнями там, где их никто не ждал. Они оставались неуязвимыми, живя в глубоких пещерах и каменоломнях, месяцами не видя солнца. Всё о чём говорилось в колониях и даже в ставке самого Одиссея, моментально становилось известно неведомому Мастарне. И как это могло случаться, притом, что в округе не оставалось к тому времени ни одного живого троянца - Одиссей не понимал. Слово сказанное шёпотом у данайцев, разносилось громким эхо по степям. Тогда приходили скифы, грабили, убивали, жгли и вершили свой суд, а потом вновь исчезали на берегах проклятой реки Стикс, где и обитал, как говорили, царь Мастарна... Ситуация усложнялась ещё и тем, что на побережья Илиона прибывали и прибывали новые колонисты с жёнами, детьми, стариками родителями, совершенно не ведая что эта земля, берега Босфора, Скамандры и Стикса, есть сущее Царство Аида...
ΨΨΨ Одиссей, молча опустив голову и исподлобья глядя на старика, рассматривал лицо Ходуна. Он не находил, как назло, ничего подозрительного в этом чабане. «Ему на завалинке бы своей сидеть, да мух считать, а не воевать», - думал Одиссей. Он снял шлем и подступил ближе. - Так ты утверждаешь, старик, что уже год никого не видел? - спокойно спросил Одиссей. - Никого, господин, - ответил старик. - А может кто-то, всё-таки, был? - Вряд ли тебя заинтересуют несчастные странники, которых судьба погнала побираться от хутора к хутору. Старик огляделся, рассматривая воинов, которые рыскали по двору и гремели в доме разбиваемой посудой. - Я не понимаю, кого ты пытаешься найти, господин, - сказал старик, - тут редко ходят люди. И если кто-то и попросит у меня пристанища, то я не спрашиваю, кто он на самом деле и какова его цель его пути, а довольствуюсь тем, что он сам мне скажет. Я старый чабан, а не шпион. - И тебе всё равно, кто ночует у тебя дома? - воспылал яростью Одиссей. - По обычаям нашей земли, я не смею расспрашивать путника без его согласия, даже каково его имя, - ответил Ходун, - я знаю, что я Ходун, а ты - Одиссей. И не более. Одиссей одел шлем и ударив наотмашь старика в лицо, отошёл, пройдясь двором. Ходун упал. Приподнявшись вытер разбитое лицо. Одиссей наступил ему на грудь. - Отвечай, ночевал ли у тебя троянский хоругвеносец Арей, что он говорил и куда уехал? - Я не знаю никакого Арея, - прохрипел старик, - а если бы знал, то не сказал бы данайцу. Этот Арей сын нашей земли, русоголовый сын солнца, а вас сюда никто не звал, дикари северных гор. - Ну, старик. Доживёшь до Киллы - позавидуешь мёртвым. Он свистнул, подзывая воинов. - Привяжите этого мудреца к хвосту коня за ноги. Он поедет с нами, удивлять эллинов своей мудростью. Воин захохотал. Ещё двое схватили Ходуна за ноги и по земле поволокли за калитку к коню. - Тебя покарают боги, Одиссей! - закричал старик, - ты будешь молить смерти, но не вымолишь её у своих богов! - Молчи уже, старый пень, - пнул его воин. Ходуна выволокли за калитку и бросив на землю начали избивать. Кровь растеклась по лицу и полилась из разбитой головы на песок. Старик молчал не моля о пощаде, что-то приговаривая. Это смешило воинов. Старика подняли за ноги и несколько раз швырнули, каждый раз, вновь и вновь пиная. Одиссей скрестил руки на груди глядя на курган за посёлком. Вдруг он заметил какое то движение и увидел, что на верхушку кургана кто-то бежит. - Зверь? - подумал Одиссей, но присмотревшись, вдруг отступил, - человек! Человек вбежал на курган и остановился, обернувшись, глядя на Одиссея. - Скифы! - крикнул Одиссей, - быстро! Уходим! Уходим в лагерь! Воины бросили всё. Один из них швырнул на крышу дома факел. Солома быстро вспыхнула и занялась огнём. К небу взметнулись языки пламени, повалил густой дым, который наполнил белым клубом долину. - Шевелитесь! По коням! По коням! - кричал сквозь треск горящего дерева и дым. Одиссей, подгоняя воинов, - скифы рядом! На кургане их соглядатай! - А с этим, что делать? - указал воин на Ходуна, лежащего у плетня, возле калитки. Одиссей молча достал меч и занёс его над стариком... На кургане стоял Аплу. Он всё видел. Только ничего не слышал. Мальчик от страха не мог даже плакать, не то что бы бежать. Он понял, что дедушку убили. Данайцы, подгоняя коней, помчали в степь, откуда и пришли, подальше от этого места, время от времени оглядываясь на Аплу. А Аплу, думая, что сейчас в него полетит стрела, решил перед смертью последний раз сыграть. Он глянул на солнце, поднёс к губам флейту и заиграл свою Тарантеллу. Только как-то грустно, не видя перед собой никого и ничего, словно в тумане... Одиссей пришпорил коня. - Быстрее! Быстро! Это их боевой марш! Он вызывает своих! - крикнул Одиссей воинам и уже не оглядывался. Аплу играл... Играл, пока данайцы не ускакали далеко. Только тогда он решился посмотреть им вслед. Посмотрел, и увидал совсем малюсенькие фигуры всадников. - Испугались!? Да!? - сквозь слёзы крикнул мальчик и заиграл с новой силой... Так он играл, играл, пока не закружилась голова. Он упал без чувств там же где и стоял. А когда встал на ноги то увидел, что его дом сгорел и только чёрные стены дымились углями, ещё краснеющими, но уже погасшими. Старый пёс блукал вокруг пожарища и скулил. Аплу позвал его с кургана, боясь спуститься вниз. Он присел и заплакал. Проведя губами по флейте, он выдохнул печальную мелодию и замолчал... Наконец наступил вечер. Мальчик глянул на розовое солнце и встав начал спускаться вниз. Не домой, а в степь, куда глядели глаза. - У меня нет дома, - подумал Аплу, - но куда то же ушёл Арей? И я пойду искать этого таинственного Мастарну. Наверно ему нужен воин, песен которого бояться враги?.. Солнце скрылось за горизонтом. Зажглись звёзды. Наступала холодная степная ночь... ٭٭٭ Аплу думал, что третьей ночи уже не выдержит. Холод пронизывал до костей. Мальчик пытался спать съёжившись, обхватив колени руками. Но холод тогда начинал доставать спину. Маленький и худенький Аплу страдал вдвойне. Ему казалось, что кости выворачивает, что он умрёт от этого и никто не узнает где он лежит, и был ли вообще такой. Так Аплу проводил ночь, дрожа, стуча зубами, боясь развести хотя бы маленький костерок. Он здорово наслушался в своё время рассказов о башибузуках и степных разбойниках. «Лучше чуть-чуть помучаюсь, но найду Мастарну», - решил мальчик. Мысль о том, что его флейта волшебная и поможет на войне прогонять данайцев, наводить на них ужас, вела Аплу вперёд и дарила новые силы. Он считал, что её, флейту, обязательно нужно донести до Мастарны... ...А днём жара. Жара невыносимая. Она сводила с ума и валила с ног. Зато Аплу спокойно отсыпался укрывшись от мира в камышах, на берегу какого ни будь прохладного ручейка, или в балке, в тенистом байраке, стараясь не думать ни о чём. С едой, правда, было туговато. Постоянный голод и следующая за ним слабость стали нормой. Счастьем стало дерево шелковицы, сладкой, вкусной. Аплу тогда наелся её вдоволь, правда измазав и лицо, и руки, и одежду. Но кроме этой шелковицы в округе ничего и не было. Одна голая степь, ковыль да камни. Хотел было забрать из гнезда дикой утки яйца, но представил, как мама-утка будет плакать, страдать, убиваться за своими детками и наверняка умрёт с горя. Не стал Аплу воровать утиные яйца. Постоял у гнезда, полюбовался на диких уточек, как они играют в речке, поговорил с ними, сыграл им новую песенку и пошёл дальше. Под вечер совсем ослаб и упал от голода. Осмотрелся и увидал вокруг море земляники. Даже заплакал от радости. А встать не смог. Он начал загребать её вместе с песком и листьями и жадно глотать. Не наелся. Обессилел. Не потому, что было мало, а потому что руки стали не свои, онемели, не слушались словно пудовые. Голова закружилась. - Посплю немножко, - решил Аплу, - а когда проснусь то поем землянички... Он закрыл глаза. Перед ним появилась мама, такая, какой Аплу её помнил. Она держала в руках душистый каравай. Мама отломила от этого каравая самый-самый вкусный кусочек, пышный с хрустящей корочкой и подала Аплу. Аплу ел, но почему-то голод не убывал. - Я наверно умираю, - подумал мальчик. Ему стало всё безразлично. Он открыл глаза и увидел только сумерки. Вокруг трещали сверчки. Аплу вздохнул и задремал, подумав, что видать такая у него грустная судьба... ...проснулся он ночью оттого, что лицо ему лизал пёс. - Цербер, - шепнул Аплу, узнав дедушкиного пса, - как ты меня нашёл? Пёс только скулил, гавкнул два раза, словно кого-то подзывая. Он отскочил и залаял, заскулил, постоянно бросаясь то к мальчику, то куда-то в сторону. Тут Аплу услышал, что пёс не один. Послышались чьи то шаги, голоса, чьи то руки подняли Аплу с земли и осторожно обхватив усадили к кому-то на колени. - Живой, живой твой хозяин, - услышал Аплу. Цербер заскулил и радостно задышал. Аплу открыл глаза и сквозь темноту рассмотрел своих спасителей. Неподалёку прохрипел конь. Человек поднёс к губам мальчика фляжку. - Ну-ка, испей, силы наберёшься. Аплу начал жадно глотать, узнав молоко, только сладкое и холодное. В животе заурчало, заиграло, мысли в голове пришли в порядок. - Вы дружинники Мастарны? - спросил Аплу, набравшись немного сил. - С чего ты взял? - усмехнулся человек. - У вас троянские шеломы и говорите вы по-русски. - А как это, по-русски? - не понял воин Аплу. - Это я только что придумал, - ответил Аплу, - только что. Это значит по доброму, не так как данайцы, не выведывая того, чего никто не знает. Воин ещё раз усмехнулся, снова поднёс мальчику фляжку. Аплу пил и плакал не то от радости, не то от горя. Пил долго и жадно, пока не напился. Ему показалось, что он съел весь тот каравай, который видел в полудрёме. - И как же ты тут оказался? - спросил воин. - Они дедушку убили, дом сожгли... а я убежал, - проговорил Аплу, - я уже третий день тут брожу, кушать ищу... - Ладно, - встал воин, держа Аплу на руках, - поедешь с нами. Там тебя накормят, а пса твоего к делу пристроят. Будет главным стражем у Мастарны. - Так мы к самому Мастарне поедем? - обрадовался Аплу и вздохнув от радости заснул... Когда он проснулся, то увидел, что вокруг шумит камыш, за которым по склонам возвышаются такие же шумные байраки, рядом бежит быстрая речушка, а неподалёку, у костра, крутится молодая девушка, помешивая что-то в глиняном казане. Казан стоял на огне и парил, разнося вокруг вкусные запахи. Цербер сидел недалеко от костра и облизываясь, тяжело дышал глядя на пар, следя за каждым движением хозяйки. Та, что-то ему говорила, но пёс молчал, только поднимая в ответ пыль хвостом... Аплу поднялся и вышел к костру. Он так же присел рядом с Цербером и уставился на девушку. - Как тебя зовут? - спросила девушка, не отрываясь от дела. - А тебя? - переспросил Аплу. - Меня Уни. Я тут куховарю, лечу больных и раненых, а ещё играю на лире для Мастарны. Аплу улыбнулся, услыхав, что Уни тоже играет песни. Лиры он никогда не видел, но подумал, что видимо, музыка должна быть такой же чудесной, как и на его флейте. - А у меня флейта есть, - сказал он, - она волшебная. Я сам её сделал. - Флейта это чудесно! - рассмеялась Уни, - а почему ты решил, что она волшебная? - Когда я играю, - ответил Аплу, - то понимаю о чём говорят звери и птицы, о чём ручейки журчат. А ещё, данайцы сбежали от моей Тарантеллы. - А что такое Тарантелла? - Хочешь послушать? - Да, - кивнула Уни. Аплу достал флейту и поднеся к губам заиграл. Едва раздались первые звуки, Уни отложила черпак, и сев на камень заулыбалась. А мальчик закрыл глаза наслаждаясь музыкой. Ему вновь показалось, что духи родного Таранта слетелись сюда и пустились в пляс. Сейчас он, казалось, понимал, почему бежали данайцы. Их изгнали души убитых жителей посёлка, навели на них ужас и спасли Аплу. Они то и предстали скифами перед глазами Одиссея! И теперь, раз они пришли даже сюда, станут невидимыми воинами Мастарны. Аплу был счастлив! Он пришёл не один, а привёл с собой всех своих соседей, и родных, и друзей... Вместе это была могучая сила. Даже дедушка, казалось Аплу, стоит рядом. Но не старый и больной, а молодой, красивый, стройный и сильный, в чёрной бурке и белой папахе, с кинжалом на поясе, держа в руках свой старый посох. Таким Аплу его никогда не видел, но понимал, что это дедушка Ходун. Видимо все хорошие люди стают такими после смерти?.. На весёлую музыку флейты Аплу, из камыша вышли раненые, тихо встав недалеко, глядя на этого золотоволосого мальчишку, который осмелился нарушить мёртвый покой берегов Стикса. Поднял голову лежащий неподалёку больной воин, и словно ниоткуда, из укрытий, из тайных пещер вышли люди. Много людей. Все шли поближе, что бы увидеть того музыканта, который поднял их и заставил выйти на божий свет... Аплу играл и никого не видел, кроме тех, кого представлял в своих мыслях. Он даже прослезился. Но одновременно улыбнулся и радостная мысль, что все они, те кого он любил рядом, успокоила его, заставив слёзы высохнуть... Аплу играл. Плясали невидимые души, радовались солнцу и свету. Молча стояли люди, завороженные флейтой маленького музыканта, боясь спросить, что бы не разрушить волшебство дивной музыки, - кто же этот Солнечный Мальчик? Аплу доиграл и открыл глаза, удивившись тому, что вокруг стоит столько живых людей... - Ты должно быть волшебник? - услышал он чей то голос, - это же настоящее чудо! Рядом стоял седой мальчик в красном кафтане. - Тебя послали к нам боги? - вновь спросил мальчик у Аплу. - Меня не боги послали, - проговорив Аплу, даже испугавшись, - меня зовут Аплу, я из посёлка Тарант. А это моя песня, Тарантелла. - Ты поднял своей музыкой раненых бойцов вернув им силы. Те, кто боялся выходить днём из потаённых пещер, вышли и у них улетучился страх. А старый лодочник Харон, который лежал в своей лодке не выходя, больной ногами, побежал как мальчишка, что бы послушать тебя. Солнце выглянуло из-за туч, и небосвод озарился светом. Мальчик положил руку на плечо Аплу. - Откуда ты взялся в нашем лагере? - Я ищу Мастарну, что бы помогать ему на войне, - ответил Аплу, - просто от Таранта остался только я, да эта флейта, - показал флейту мальчик, - да ещё этот пёс, Цербер... И всё... Мне некуда больше идти... Седой мальчик нахмурился. - Таких как ты много блукает степями и умирает от голода. Но ты пришёл туда куда шёл. Это и есть лагерь Мастарны. Он повернулся к Уни и указал на Аплу. - Покорми его сегодня первого. И пса тоже. Пёс будет охранять нашу балку. Сказав это седой мальчик начал удаляться так же внезапно, как и появился... - А кто это был? - спросил Аплу у Уни. Уни протянула ему миску с горячим пловом. - Держи, - улыбнулась она, - а Церберу сегодня потроха барашки. Аплу взял миску, поглядывая на лесок, куда седой мальчик удалился. - Не смотри туда, - сказала Уни, - он не любит, когда ему мешают думать. - Кто он? - не унимался Аплу. - Просто мальчик, - ответила Уни, - очень хороший мальчик. - А какой из себя Мастарна? - удивлённо глянул на Уни мальчик, - это правда, что Мастарна богатырь убивший Ахилла? - Правду говорят, - улыбнулась Уни, - его богатырская сила, это огонь в его сердце. На самом деле он ни чуть не похож на богатыря. И поэтому его любят. Ведь он наш царь, сын Геркле, внук Приама, потомок божественного Лабарны, сам Асмень, вернувшийся к своему народу с далёких звёзд. Аплу посмотрел в лесок и снова перевёл взгляд на девушку. - А он примет меня в свою дружину? - Примет, - рассмеялась Уни, - если ты ему понравился, то ты станешь его другом. А другом его становится тот, кто чист сердцем. Тогда он открыт для тебя как развёрнутый свиток. А если обманешь его, то он никогда, даже злобно, не обернётся в твою сторону. - Так он добрый? - шепнул Аплу. - Добрый, - ответила девушка и позвала людей к казану. Аплу сел неподалёку и мечтательно посмотрел вокруг. Лагерь ожил, зашевелился, наполнился полутихими речами и даже смехом. Цербер уплетал дарёные ему потроха, довольно виляя хвостом. Аплу посмотрел в миску с пловом и торжественно, зачерпнув краем лаваша рассыпчатый плов, стараясь не выдавать никому голода, принялся за долгожданный завтрак... Среди людей чтимых нашей землёй всегда были мечтатели, романтики, баснословцы. Мечтатель не считался юродивым. Их жалели, но почитали за посланников священных небес. Так было всегда и во все времена. Аплу был именно тем мечтателем. Пока что он мечтал о том, что музыка может исцелять хвори. Но скоро убеждался, что это не так. Но, почему-то думал, что видимо у него плохая музыка и постоянно нечто придумывал новое. Скоро его песни пели все. И на свирельках подражали Аплу. Но златоволосый мальчик всё равно искал нечто лучшее и более прекрасное. Таг слушал его песни молча, тяжело вздыхая и погружаясь в раздумья и воспоминания. ДАЛЬШЕ | |
| Просмотров: 381 | | |
| Всего комментариев: 0 | |